- Вот так-то лучше, - тихо говорит женщина. - Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня.

- Зачем вам такой мужчина?

И она брезгливо кивнула на потерявшего сознание Виктора.

- У него только лоб разбит - и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов - разрабатывайте кисть - некогда мне уже...Пора.

И она исчезла.

В тот же день, как только нас отпустили из больницы - сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали - я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови - как же, ее мальчик под следствием - а я бегу - и ушла.

Виктор особо не расстроился:

- Любви между нами особой не было, - пожал он плечами. - По залету - это и есть по залету... Да и скучная ты. Драйва с тобой рядом никакого. Ботан.

Я смотрела на него - и не понимала себя. Чем я думала? Куда смотрела? Рядом со мной был мальчишка, который не умеет ценить жизнь - ни свою, ни чужую. Ни даже жизнь своего сына.

Отец помогал отделаться моему экс-супругу условным сроком - мне досталась квартира. В короткие сроки я защитила кандидатскую диссертацию и вышла на работу в Академию МВД - преподавать историю. А через шесть лет отвела Пашку на фехтование. Брали с девяти, но я уговорила. И через четыре года сын выиграл первенство города, потом стал третьим в своей категории на России и попал в первую десятку олимпийского резерва. И понеслось... Соревнования, тренировки, репетиторы почти по всем предметам, чтобы не отставать в школе. Спасибо родителям - и моим, и Виктора - лагеря и очень дорогую экипировку с мастер-классами они брали на себя. Объяснять такой выбор, Слава Богу, мне ни разу не пришлось - Паша так был увлечен этим видом спорта, что такого вопроса ни у кого не возникало, все были уверены - сам захотел.

Я редко приходила на соревнования. Почему-то мне это причиняло боль... Каждый раз, наблюдая за тем, как легко, грациозно, на самом деле молниеносно, но почему-то лично для меня это выглядело как в замедленной съемке, - сын делал выпад и неестественно выворачивал кисть, - я снова слышала ее голос...Видела ее руки. Золотые искорки в темно-карих глазах. На меня снова плыл замысловатый узор, отделившись от тонкой талии. Снова охватывал ужас, холодели ладони и болела голова.

А еще через двенадцать лет ко мне в дверь постучалась измученная и раненая женщина. Это была она, - та, что двенадцать лет назад спасла меня на кольцевой. Только на этот раз она была в черном брючном костюме. Волосы были стянуты в хвост, миндалевидные глаза чуть подведены. Но почему-то именно этот современный вид показался мне маскировкой. Это была она, но ощущение, что именно тогда, двенадцать лет назад я видела ее такой, какой она и должна быть не проходило. Рядом с ней стоял бледный мальчик - Пашкин ровесник. И когда странная гостья попросила помочь выжить ее сыну, как она помогла тогда моему, - я помчалась на кухню за бинтами и перекисью, а когда вернулась - ее уже не было. Не обращая внимания на двух мальчишек, настороженно косящихся друг на друга, не обращая внимания на Пашку, который кричал про проход с радужной оболочкой, в котором исчезла незнакомка - я села на пол и заплакала. Вся тяжесть этих лет вдруг отпустила сразу. При этом вопросов было больше, чем ответов... Нет, я не сумасшедшая - эта женщина действительно была там, во время аварии двенадцать лет назад. И да, - я сумасшедшая, - потому что в моем коридоре появилась и исчезла женщина... А потом заговорил этот странный мальчик. Тихо, медленно, и очень серьезно.

И вот я скрываюсь с двумя четырнадцатилетними мальчишками...

Сначала мы попетляли вдоль кольцевой - выехать на нее у меня не хватало духа - проехала Волхонским шоссе до Пулковского, там постояла в пробке до Гатчины. Потом неслась прочь, прочь от города по Киевскому шоссе. Доехала до неприметного поворота на Москву - еще в городе мне пришло на ум странное название - Яжелбицы. Вот уж где я никогда не была... Там я решила свернуть с трассы.

Небо начинало сереть, когда я увидела указатель на нужный поворот. Дорога была такая, что казалось - по ней только что отработала эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Мы проехали через уже проснувшуюся деревеньку, постояли, пропуская стадо коров. Еще километров двадцать. Рассвет. И у меня резко стали слипаться глаза - меня повело. Я прижалась к обочине, вышла, ежась от холода. Где-то в машине был термос с кофе, который я сварила еще в Питере. Надо было бы достать. Но на заднем сидении спали мальчишки - будить их было жалко.

Я огляделась - на пригорке виднелись несколько покосившихся домиков. Дымков над ними не было, мне стало интересно - что это такое. Я прошла по дороге немного вперед. И обнаружила замызганный указатель, на котором было написано "Большие Язвищи". Стрелка указывала на те самые домики, которые и привлекли мое внимание. Хмыкнула - мне здесь уже нравилось.

- Мама! - раздался от машины крик Паши.

- Что? - закричала я в ответ - и быстрым шагом направилась обратно. - Что-то случилось?

- Ты чего так пугаешь! - возмутился сын. - Мы проснулись - тебя нет!

- Доброе утро, - улыбнулась я всклокоченным, заспанным мальчишкам.

- Доброе! - улыбнулся мне в ответ Рэм.

Паша лишь недовольно зыркнул.

- Я увидела неподалеку несколько заброшенных домиков, по виду заброшенных. Жаль, что нельзя знать точно, есть там кто-то или нет.

- Почему же нельзя? - отозвался Рэм. - Можно.

Он замолчал. Глаза его замерли, рассматривая что-то нам неведомое.

- Я не чувствую людей, - наконец сказал он.

- Как ты это сделал? - изумился мой сын.

- Ничего сложного, - отмахнулся Рэм, - я хорошо чувствую живых.

- Как-то странно звучит, ты не находишь? - уставился на него Паша.

- Может, все это обсудим попозже? Я бы упала где-нибудь, - выступила я с предложением. - Часиков на несколько.

- Ладно. Поехали, посмотрим! - предложил Паша. - Все равно надо место искать, отдохнуть. А в идеале и на ночь задержаться.

- Да, - согласилась я. - Было бы неплохо. Это не гостиница, тут документов не спросят.

Мы тронулись. Съехали с асфальта на грунтовку. Проехали километра три - оказывается, домики были достаточно далеко от дороги. Добрались до этих самых "Больших Язвищ". Сначала мимо нас потянулись поникшие, покосившиеся деревянные домики, серыми тенями притаившиеся на пригорке. Деревня была пуста.

Потом мы спустились в низинку. Там стоял одинокий домик, которого как раз не было видно с дороги.

Паша рассмеялся, сказал, что мы - как Дядя Федор, пес и кот. Только коровы не хватает...

Тут мы и вышли. Мне мальчишки достали спальник. Я зашла в дом и - как стояла - так и рухнула. Проспала целый день. Когда проснулась, то обнаружила, что мальчишки вполне себе обжились.

Они натаскали воды - нашли старое ведро в сарае и колодец посреди деревни. Собрали все, чем можно было протопить печь. Открыли консервы, заварили кипятком макароны.

Когда я открыла глаза, то поняла, что в домике тепло. Но темновато. Ребята прошлись по заброшенной деревне. В дома особо не лезли, но в сараях обнаружили много чего интересного. В частности, свечи, которые сейчас и горели в комнатке, которую мы заняли.

Мне выдали миску с едой и кружку с чаем. И, как только я поела, то тут же угодила на военный совет, который устроили мальчишки.

- Мам, - высказывался Павел. - Я тебя все равно не понимаю. Если Рэму грозит опасность - надо ехать к дедушке. Он поможет.

- Меня предупредили, что это бессмысленно, - тяжело вздохнула я.

- Но бежать, бросив все... Это тоже как-то не правильно, - пожал плечами сын.

- Я думаю, вам стоит оставить меня здесь, а самим возвращаться, - вмешался Рэм. - Пусть вас укроют. А меня надо оставить моей судьбе.

Я внимательно посмотрела на него. По возрасту ему было столько же, сколько и Паше. Но по ощущениям, он был намного его старше. Взрослее. И печальнее.